Лето двух президентов - Страница 68

«Сейчас мы вместе с профсоюзами пытаемся найти пути смягчения реформы цен. Но некоторые требования к правительству Белоруссии просто невыполнимы, так как мы вынуждены работать в рамках решений, принимаемых указами президента СССР и верховными советами».

...

Ремарка
«Во многих западных публикациях, японских в том числе, довольно намеренно акцентируется тезис о том, что Советский Союз хочет активизировать свои отношения с Японией, поскольку его шансы как великой державы падают. На мой взгляд, этот посыл абсолютно неверный. В чем его ущербность? Выходит так: при Сталине, когда мы пугали весь мир установлением нашего режима, – это была великая держава. При Хрущеве, особенно во второй половине его правления, когда началась новая консервативная волна после оттепели и пошло наращивание вооружений, – тоже великая держава. При Брежневе, когда мы вместе с американцами вели эту дурацкую, сумасбродную гонку вооружений и накопили тысячи боеголовок и ракет, – тоже величие. А когда мы стали разоружаться, когда призвали к миру без войн и оружия, взяли на себя обязательства на чужих территориях не бывать – мы перестали быть великой державой? Так что же для современного понимания должно включаться в термин «великая держава» – сила? Это всего лишь огрызки старого мышления. Величие державы должно оцениваться сейчас по другим критериям – по критериям нравственности, миролюбия, желания сотрудничать и так далее.
Интересно, что такая постановка проблемы, выдвигаемая Западом, напрямую перекликается и со многими рассуждениями наших правоконсервативных кругов. Да и многие левые у нас тоже поймались на эту удочку, рассуждая о падении престижа страны. В этих рассуждениях заложена большая опасность. Если наши партнеры в мире будут считать себя великими или невеликими, в зависимости от того, сколько у них ядерных боеголовок, значит, наши надежды на построение нового мира и сотрудничества напрасны. А внутри страны подобные суждения основываются на прежнем имперском мышлении. Прозвучало же с трибуны нашего парламента слово «предательство», когда речь вели о Восточной Европе, – но это идет от чисто имперского мышления».

Глава 18

Он полетел в Норвегию и выступил там с нобелевской речью. Несмотря на опоздание в несколько месяцев, его речь была принята достаточно хорошо. Почти все мировые агентства дали выдержки из его выступления, а многие советские газеты даже перепечатали его речь полностью. Через два дня он вернулся в Москву. Но нобелевская речь президента СССР все равно не могла затмить предстоящие выборы президента России, которые должны состояться через несколько дней.

Последние выступления кандидатов в президенты по телевизору оказались смазаны. Они в один голос критиковали Ельцина, не явившегося на теледебаты, и говорили о своих предвыборных обещаниях, уже отчетливо сознавая, что ни одного из них не выберут президентом. Солиднее остальных держался Рыжков. Хорошо смотрелся Бакатин, не позволяющий себе никаких оскорбительных выпадов в адрес других соперников. На удивление оригинальным и остроумным оказался молодой Жириновский, неизвестно откуда появившийся лидер новой либерально-демократической партии. Мрачным был генерал Макашов, который, кажется, раньше других понял, что проиграет эти выборы. Пытался что-то доказать Аман Тулеев. Но печать обреченности лежала на лицах всех присутствующих.

В день выборов Горбачев отправился на избирательный участок, где дежурили не только местные, но и зарубежные журналисты. От них не укрылось и то обстоятельство, что всегда сопровождавшая Горбачева на подобных мероприятиях Раиса Максимовна на этот раз не пришла вместе с ним. Горбачев прошел в кабину, взял бюллетень, посмотрел на шесть фамилий, стоявших в листке. Чуть поколебался между фамилиями Бакатина и Рыжкова. Затем отметил Бакатина и опустил бюллетень в урну. На выходе у него спросили, за кого он голосовал. Михаил Сергеевич улыбнулся и сказал, что голосовал за согласие всех политических сил.

С ночи начали приходить первые сообщения. Никаких сомнений не оставалось – Ельцин побеждал уже в первом туре с огромным преимуществом. По предварительным данным, Николай Иванович Рыжков получил немногим больше семнадцати процентов, тогда как Ельцин около шестидесяти. Эти цифры неприятно поразили Горбачева. Получалось, что аналитические службы КГБ снова оказались абсолютно правы. Он в который раз подумал о создании подобных служб в стране. Утром, когда ему положили на стол сводку с предварительными результатами, он долго вчитывался в проценты голосов. Бакатин, за которого он проголосовал, получил только три с половиной процента и оказался последним в этом списке, уступив даже Макашову и Тулееву. Удивил неизвестный Жириновский, который смешно заявил, что его папа «юрист». Он получил третье место, уступив только двум лидерам. Горбачев еще раз взглянул на цифры. Похоже, Крючков оказался прав, у Бакатина просто не было своей социальной базы. Может, подождать, пока обнародуют официальные данные? Он немного подумал и, подняв трубку, позвонил жене.

– Уже получил данные о выборах, – поняла Раиса Максимовна.

– Можешь себе представить, Бакатин оказался последним! – эмоционально воскликнул Горбачев. – Такая несправедливость…

– Сколько получил Борис Николаевич? – спросила супруга.

– Почти шестьдесят процентов от числа голосовавших.

– Вот видишь, – сразу сказала она, – это все их пропаганда и демагогия. А ты отстранился от выборов. Нужно было решительнее поддерживать Бакатина.