Лето двух президентов - Страница 39

– Попытайся, – предложил Журин, – только иди сразу в Контрольную комиссию, чтобы они там рассмотрели. Не говори нашему заведующему, он не любит, когда мы просим за кого-то. Это всегда пахнет немного дурно.

– А когда исключают парня из партии только потому, что он пытался быстрее доехать до больной матери, это нормально?

– В нашей стране было много разного идиотизма, – согласился Журин, – сейчас мы постепенно от него избавляемся.

– Я вам расскажу еще одну историю, – вспомнил Эльдар. – У нас в одном из районов Баку случилась неприятная история. Прокурор района настаивал, чтобы человека осудили, а судья, явно получившая свои «отступные», решила иначе. Она вынесла оправдательный приговор. Прокурору это не понравилось, и он приехал в суд, чтобы лично разобраться. А у нее еще не был готов приговор, как обычно бывает в наших судах, когда все документы дописываются уже после. Она заперлась со своим секретарем и быстро диктовала этот приговор. Тогда прокурор приказал милиции взять штурмом здание суда. Начальник милиции от страха спрятался в кустах, а пытавшихся подняться по пожарной лестнице сотрудников милиции не пускали работники суда. В общем, был скандал на весь город, и меня назначили руководителем партийной комиссии по расследованию этого инцидента…

– Представляю, как вы веселились, – кивнул Журин, – просто роман с продолжением…

– Не совсем. На бюро горкома всех наказали – прокурора, судью, начальника милиции, работников суда, сотрудников милиции. Все было понятно и ясно. Они виноваты и должны понести наказание. Проект решения был готов заранее, как обычно в таких случаях. Но в самом конце заседания решили предоставить слово заместителю секретаря партийной организации прокуратуры, который вообще в это время находился в Ленинграде. Он должен был выступить с осуждением своих товарищей и сесть на место. Больше ничего. Конечно, заседание бюро горкома шло на русском языке, а этот работник прокуратуры плохо говорил по-русски. В результате он вышел и пытался что-то пробормотать, вызвав смех у присутствующих. Секретарю горкома это не понравилось.

«Вы не понимаете, где находитесь?» – грозно спросил он.

«Понимаю, – ответил несчастный. – Очень понимаю и говорю, что они нехорошо так сделали».

В зале снова раздался смех. Секретарь горкома не хотел, чтобы такое важное дело превращалось в балаган.

«Вы не сожалеете о случившемся?»

«Очень жалею. Их жалею», – окончательно запутался несчастный.

Кончилось все тем, что дело этого заместителя секретаря было тоже рассмотрено. Ему объявили строгий выговор, с занесением в учетную карточку, с формулировкой «неискренне сожалел о случившемся».

– Неужели правда? – расхохотался Журин.

– Абсолютная, – мрачно ответил Эльдар. – У нас самым страшным партийным обвинением было «проявил неискренность». Вот так.

– Это уже настоящий цирк, – сказал Журин. – В таком случае, остается только радоваться, что Михаил Сергеевич начал перестройку. Какая гениальная формулировка – «неискренне сожалел о случившемся». Нет, я это обязательно запомню.

– А сколько людей пострадали в результате непродуманной антиалкогольной кампании, – вспомнил Сафаров. – Только потому, что члены партии пытались нормально отметить свадьбу или рождение детей, их строго наказывали. Это при том, что в Азербайджане просто не было вытрезвителей. У нас считается неприличным напиваться до скотского состояния, и, если даже ты перепил, твои друзья и знакомые всегда отвезут тебя домой. Но придумали дурацкие «безалкогольные» свадьбы и торжества. Нужно было видеть недовольство людей.

– Это сознательная политика, – возразил Журин, – у нас здесь тоже организовали общество по борьбе за трезвость. Мы даже Новый год встречали с лимонадом от страха, что кто-то донесет. Потом все успокоилось.

– Вот так мы и живем, – негромко пробормотал Сафаров, – вечное фарисейство, пытаемся приспосабливаться, меняемся вместе с «генеральной линией партии». А может, это неправильно? Может, нужно жить, как тебе хочется, и вести себя, сообразуясь с нормами обычной человеческой морали?

– И коммунистической нравственности, – быстро добавил Журин, покачав головой. – Сейчас просто другие времена, дорогой Эльдар. Вспомни, какие сложности были в тридцатых, когда каждый мог ожидать появления «черного воронка» у своего дома. Потом сороковые, когда после войны началась борьба с безродными космополитами. Потом пятидесятые, когда так решительно разоблачался культ личности Сталина. Все до сих пор восхищаются смелостью дорогого и незабвенного Никиты Сергеевича. А ведь он был обычным самодуром, что очень ярко продемонстрировал потом, на встрече с интеллигенцией. И весь его пафос был против Сталина, которого он всю свою жизнь боялся и не любил. Потом начались «застойные» брежневские времена. Нет, спасибо дорогому Михаилу Сергеевичу за все, что он для нас сделал, – повысил голос Журин. – Новое мышление, гласность, демократизация, перестройка. Где бы мы были без всего этого? Спасибо родной партии! – Он явно ерничал.

Эльдар грустно промолчал. Через час он позвонил в Центральную контрольную комиссию и попросился на прием. Ему предложили зайти завтра утром. Вечером Журин ушел раньше обычного, он должен был встретиться с секретарем партийной организации прокуратуры. Эльдар сидел один, когда раздался телефонный звонок. Он поднял трубку.

– Я вас слушаю. – На другом конце молчали. – Алло, – недоуменно повторил он, – говорите, я вас слушаю.

Неужели кто-то решил таким образом его напугать? Они должны понимать, что любой телефонный звонок в ЦК КПСС можно сразу вычислить.